Установка памятника

П. А. Столыпину в Москве

В Москве установили памятник премьер-министру начала века, проявившему себя одновременно реформатором и сторонником стабильности, - Петру Столыпину. Бронзовый монумент в 4,6 метра высотой расположился у Дома правительства, на Краснопресненской набережной.

Фото: ИТАР-ТАСС


Владимир Путин и Дмитрий Медведев возложили цветы к памятнику Петру Столыпину

Владимир Путин и Дмитрий Медведев
возложили цветы к памятнику
Петру Столыпину. 27.12.2012 года.
по материалам сайта "Правительство России"


Владимир Путин и Дмитрий Медведев возложили цветы к памятнику Петру Столыпину

Фотомонтаж памятника П.А. Столыпину

На сооружение памятника П.А. Столыпину в Москве собрано пожертвований 1095  на сумму 27 586 639.14 руб. 





Ленин, / И.С.Розенталь

ЛЕНИН (Ульянов Владимир Ильич) (10.4.1870, Симбирск - 21.1.1924, Горки, Моск. губ.) - лидер большевист. фракции в РСДРП. Л. обращался к деятельности Столыпина в своих публицистич. статьях, печатавшихся в парт. изданиях, обосновывая и пропагандируя максималистскую тактику большевиков. Фактич. материал для этих статей Л. черпал из легальной прессы разных направлений. Для революционера Л. Столыпин - полит. противник, его имя в публицистике Л. персонифицировало обреченный на гибель реакционный гос. строй - царское самодержавие, свержение к-рого являлось, согласно программе РСДРП, ближайшей задачей партии. Характеризуя политику антагониста рев-ции Столыпина, Л. исходил из убеждения в том, что решение объективно назревших задач развития России рев. путем безусловно предпочтительнее реформ, проводимых сверху существующей властью. Впервые Л. упомянул Столыпина в 1906, после роспуска 1-й Гос. думы. Рассчитывая на дальнейшее углубление рев-ции и рассматривая под этим углом зрения текущие события 1906-07, Л. вначале не придавал личности нового премьера серьезного значения и считал его лишь одним из участников "шайки погромщиков", наряду с С.Ю. Витте, Д.Ф. Треповым, П.Н. Дурново и др. гос. деятелями нач. 20 в. Выявлять при этом отличительные черты Столыпина Л. не пытался. Оспаривая мнение Г.В. Плеханова ("у нас есть пока только полновластный г. Столыпин"), Л. писал, что "Столыпин не только не полновластный, а совершенно ничтожный лакей царя и царской придворной шайки черносотенцев", "верный слуга черной сотни" (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 145). Вскоре, однако, оценка масштаба личности Столыпина в работах Л. изменилась: Столыпин, полагал теперь Л., - "серьезный и беспощадный враг", от к-рого "надо ждать всего худшего" (Там же. Т. 14. С. 229, 367). Классовая квалификация Столыпина оставалась прежней: он - глава пр-ва черносотенных помещиков; суть его декларации во 2-й Думе - "ни земли, ни воли"; гл. цель его политики - сохранение помещичьего землевладения; альтернатива этой политике - продолжение рев. борьбы.
В дальнейшем, характеризуя период 1-й и 2-й Думы в целом как период конституционных иллюзий, Л. усматривал в деятельности Столыпина нечто большее, чем только совокупность каратель. мер, - стремление приспособить рос. конституцию к старому строю, превратить иллюзии в действительность. Поскольку этого же хотели либералы, Л. фактически ставил между ними и Столыпиным знак равенства. Для компрометации либералов (в одинаковой мере кадетов, октябристов и мирнообновленцев) он широко использовал просочившиеся в печать сведения о секретных переговорах лидеров либер. партий со Столыпиным об участии в пр-ве. В 1911 он даже утверждал, что Столыпин якобы делал такие "предложения одним представителям буржуазии за другими" "в течение всей своей карьеры". Эти переговоры Л. расценивал как "преступное торгашество" и прямую поддержку Столыпина, лишний раз подтвердившие, что с.-д. недопустимо заключать с либералами избират. соглашения. С той же разоблачительной целью преувеличивалось сходство столыпинской агр. политики и кадетской агр. программы, они различались, писал Л., лишь в размерах уступок и в способе проведения. Однако, констатировал он позже, иллюзии остались иллюзиями, реакция после подавления восстаний в Свеаборге и Кронштадте в сер. 1906 ниспровергла "пресловутую" конституцию. В рамках этой "полицейской конституции", "истолкованной Дубасовыми и Столыпиными", невозможна легальная полит. борьба.
В связи с итогами выборов в 3-ю Думу по третьеиюнь. избиратель. закону Л. отметил - первый раз в окт. 1907, - что пр-во Столыпина намерено балансировать, опираясь попеременно на два думских большинства, черносотенно-октябристское и октябристско-кадетское, каждое из к-рых контрреволюционно. По Л., этот способ правления, наряду с изменением агр. политики, знаменует сдвиг в сторону бонапартизма, то есть лавирования монархии, "потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору" - крест-во в целом. Монархия вынуждена в этих условиях "эквилибрировать, чтобы не упасть, - заигрывать, чтобы управлять, - подкупать, чтобы нравиться, - брататься с подонками об-ва, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке". Не расшифровывая, кто здесь имеется в виду, Л. констатировал, что и в России происходит объективно неизбежная во всякой бурж. стране эволюция монархии (Там же. Т. 16. С. 145; Т. 17. С. 273-274).
В дальнейшем к признакам того, что клас. природа рус. гос. власти после 1905 серьезно изменилась и был сделан шаг по пути превращения этой власти в бурж. монархию, Л. относил ряд явлений, политических и идеологических, в т.ч. проповедь "Вех", лондонскую речь Милюкова и т.п., к чему Столыпин не имел ни прямого, ни косвенного отношения. Но защищаемая Столыпиным власть, утверждал Л., остается старой, и от этого сумма противоречий в рос. об-ве увеличивается. Л. отмечал, что бонапартист. система рассчитана на использование антагонизма либер. буржуазии и реакционности помещиков, однако и при таком антагонизме остается общий антагонизм тех и других по отношению к демократии и особенно к раб. классу, общая их вражда к "пятому году".
Вначале слово "реформы" (Столыпина) Л. брал в кавычки, в его понимании это всего лишь "бюрократич. регламентация несвободы и порабощения масс" (Там же. Т. 16. С. 170-171). Содержанию агр. политики Столыпина ("агр. бонапартизма") Л. стал уделять больше внимания с нояб. 1907, год спустя после того, как она была провозглашена указом 9.11.1906 и стала осуществляться. Особенно обстоятельно Л. рассмотрел ее в работах "Агр. программа с.-д. в первой рус. рев-ции" и "Новая агр. политика". Л. по-прежнему считал эту политику "откровенно помещичьей", тогда и позже он не раз повторял, что Столыпин проводит ее по указанию Совета объединенного дворянства, с к-рым он "сам-друг". Но вместе с тем Л. подчеркивал, что в соц.-эконом. смысле она ни в коем случае не реакционна, а, напротив, прогрессивна, т.к. расчищает дорогу капитализму, допускает и облегчает бурж. агр. эволюцию. Новая политика в агр. вопросе явилась завершением реформы 19 февраля, но это и новый метод обновления России. Внедумские указы, открывшие эру этой новой агр. политики, Л. нашел возможным назвать "знаменитыми".
Заслугу Столыпина Л. видел в том, что он понял практич. потребность эконом. развития России и перешел от проводившейся ранее политики консервации и охраны общинных порядков к политике насильств. их ломки "самым беспощадным образом", разрушая средневековые формы землевладения "в пользу кучки богатеев", "сильных и крепких", по терминологии Столыпина, "в пользу частной собственности на землю". Надельное крестьянское землевладение тоже остается в России "средневековым, крепостническим", поэтому стремление стереть все грани прежних видов землевладения является, по мнению Л., экономически правильным. И Столыпин, и те, кто его поддержали, - помещики и октябристы - поняли, что они не смогут сохранить свое господство без создания новой класс. опоры. Правда, для этого, по прогнозу Л., необходимы десятилетия систематич. насилия над крестьянской массой. Основываясь на результатах эконом. анализа в прежних своих работах по агр. вопросу, Л.. отмечал, что агр. бонапартизм как политика явился результатом капиталистич. развития рус. деревни. Внутри общины, указывал он, и до реформы Столыпина постоянно складывались элементы, "с к-рыми самодержавие могло заигрывать, к-рым оно могло сказать: "обогащайтесь!", "грабь общину, но поддержи меня!"" (Там же. Т. 17. С. 274).
Большевист. лидера. интересовали в первую очередь перспективы реализации реформы с точки зрения перспектив рев-ции. Судьба бурж. рев-ции в России, писал Л. в марте 1908, зависит более всего от успеха или неуспеха новой агр. политики. Ссылаясь на примеры успеха подобного метода решения агр. вопроса в странах Европы, Л. категорически утверждал: "Было бы пустой и глупой демократич. фразой, если бы мы сказали, что в России успех такой политики "невозможен". Возможен!". Если, утверждал Л., сложатся исключительно благоприятные для Столыпина обстоятельства и он продержится достаточно долго, агр. строй России станет капиталистическим. Но это решение "прусского", "юнкерского" типа, "по-помещичьи", сохраняющее в рус. деревне крепостнич. черты, оно обеспечит, по мнению Л., неимоверно медленное капиталистич. развитие, "в тысячу раз" более мучительное для пролетариата и крест-ва, чем "американский" путь, через крестьянскую рев-цию, обеспечивающий наиболее быстрое развитие производительных сил и наилучшие условия существования крестьянской массы (Там же. Т. 17. С. 29-30, 31, 273-274).
Вторую составляющую агр. реформы Столыпина - поощрение переселения крестьян в азиат. р-ны России Л. рассмотрел уже в 1912 в ст. "Переселенческий вопрос", основанной на конкретном материале выступлений деп. 3-й Гос. думы. Негодная постановка переселения, писал он, еще раз свидетельствует, что "старый порядок" абсолютно неспособен ни удовлетворить элементарные потребности тех "слабых", по Столыпину, кто становился переселенцами, ни способствовать хозяйств. прогрессу страны. Но в др. случаях Л. не отрицал, что агр. политика Столыпина, проводившаяся в "сожительстве" с октябристами, дала определенные позитив. результаты "в массе деревень и захолустий" где "шагнуло вперед эконом. развитие".
В письме И.И. Скворцову-Степанову (дек. 1909) Л. снова констатировал возможность в России "немецких рельсов", но просил не забывать, что их пока нет: "Струве, Гучков и Столыпин из кожи лезут, чтобы "совокупиться" и народить бисмарковскую Россию, - но не выходит", а те 20 лет, какие просит Столыпин, чтобы "вышло", невозможны без кризисов и "передряг", в том числе с участием "нищей массы крестьян (коих Столыпин придавил, но не удовлетворил)". Из этого Л. делал полит. вывод: было бы коренной ошибкой, как предлагал Скворцов-Степанов, "ликвидировать веру во второе пришествие общедемократ. натиска", т. е. второй бурж. рев-ции (Там же. Т. 47. С. 223-224). Год спустя Л. отмечал: пр-во считает успех новой агр. политики особенно большим успехом в борьбе с рев-цией, но агр. реформирование России будет скорее разжигать борьбу внутри крест-ва, чем ее тушить, так что Столыпин не сможет обеспечить покой не только на 20 лет, но и на 3 г.; каждый шаг "премудрого" Столыпина приближает падение самодержавия.
Мартовский кризис 1911 Л. интерпретировал, полемизируя с теми оценками, какие давали ему октябрист. публицисты. Для октябристов это был "грех нарушения конституции" Столыпиным, к-рый не оправдал их надежд. Столыпину, разочарованно писали они, уже нельзя служить, можно только прислуживаться. Для Л. это повторный и окончательный крах конституционных иллюзий и кадетизма, и октябризма, более глубокий, чем прежде. Требования времени, "эпохи быстрых и коренных перемен", к-рые пытался выполнить Столыпин, над чем трудились вместе с ним представители "октябрист. капитала", неисполнимы, писал Л., путем такой "конституции". Поэтому "дело вовсе не в Столыпине", и правы те, кто предупреждал о тщете и вреде конституц. иллюзий, т.е. большевики.
Нек-рое место уделил Л. нац. политике Столыпина. В ст. "Поход на Финляндию" он указывал, что цель этого похода - полное разрушение финлянд. свободы и самостоятельности, конституции Финляндии - одной из самых демократических в мире. В этом проявился старый национализм самодержавия, давящего всех "инородцев". По этому поводу Л. снова подчеркивал то, что представлялось ему самым существенным: пресловутый "мирный прогресс" всегда оказывается непрочным и эфемерным, и только победоносная рев-ция может внести прочные изменения в жизнь народов.
Написанная в связи с убийством Столыпина ст. "Столыпин и революция" (1911) обобщила все сказанное Л. ранее о его гос. деятельности, но не содержала новых мыслей. "Умерщвление обер-вешателя", утверждал Л., - это событие само по себе маловажное. Личная его карьера - это биография его класса, чьим "уполномоченным или приказчиком" он состоял, биография царской монархии, к-рую рев-ция вынудила искать новые средства защиты, поскольку борьба крестьян с помещичьим землевладением в ходе рев-ции поставила вопрос о жизни и смерти монархии. Оставаясь представителем крепостников-помещиков, Столыпин пытался опираться на вождей буржуазии, проводить бурж. политику, расставшись с надеждами на патриархаль. крест-во, иначе говоря, стремился "влить старое вино в новые мехи". Однако такая политика, по убеждению Л., потерпела крах, и это "крах царизма на последнем мыслимом для царизма пути" (Там же. Т. 20. С. 330).
Др. реформы Столыпина Л. не анализировал. Настаивая на оценке направленности политики Столыпина как узко классовой, Л. игнорировал сложность его отношений с правыми, их противодействие курсу реформ. Высказывания Л. о Столыпине входили в противоречие с его же тезисом о "громадной" независимости и самостоятельности царской власти и "бюрократии" - от царя до урядника, об ошибочности сведения самодержавия к "чистому" господству "верхних" классов. Противоречили они и тезису о трех полит. лагерях: в тех характеристиках, какие Л. давал деятельности Столыпина, четко различимы два лагеря - рев-ции и контррев-ции; во второй из них Л. включал пр-во Столыпина вместе со всеми легаль. партиями, т.к. все они якобы стремились сохранить самодержавие и помещичье землевладение. Даже обличая меньшевиков, надеявшихся на создание открытой раб. партии, за их "устремление" к легализации, Л. пренебрежительно называл такую еще не существующую партию столыпинской.
После гибели Столыпина Л. упоминал его лишь в отдельных случаях, не пытаясь больше рассматривать связанный с его именем ист. опыт, поскольку, как он полагал, этот опыт утратил актуальность. В 1914 в связи с т.н. новым рев. подъемом Л. с удовлетворением отмечал, что и Струве признал банкротство политики Столыпина. В новых ситуациях ленин. оценки деятельности Столыпина снова уплощаются, Л. использует их иллюстративно или по аналогии, Столыпин снова исключительно или прежде всего "вешатель", олицетворяющий самодержавие. Критикуя в 1917, после падения монархии, Врем. пр-во, Л., в частн., ссылался на тот факт, что А.И. Гучков и др. политики, стоящие правее кадетов, дискредитировали себя в 1906-14 гг. "неслыханно усердной поддержкой Николая Кровавого и Столыпина-вешателя" (Там же. Т. 31. С. 151). К тем же "пособникам" Столыпина он причислял кадета В.А. Маклакова. В апр. 1917 Л., вопреки тому, что он писал раньше, утверждал, что Столыпину не удалось изменить земель. отношения потому, что такое изменение невозможно без рев-ции.
Обращался Л. и к второстепенным темам, к-рых ранее не касался. Доказывая в 1918 своим оппонентам необходимость подписания мира с Германией на самых тяжелых условиях, Л. напоминал, как в нояб. 1907 Столыпин "нас задавил и взял в плен", но партия решила, что "мы не можем поддаться чувству". Имелось в виду подписание с.-д. депутатами 3-й Гос. думы "неслыханно позорного внутр. договора со Столыпиным" - присяги на верность царю, чтобы "пройти через хлев столыпинской Думы" - одного "из самых гнусных представитель. учреждений" (Там же. Т. 36. С. 17).
В сов. время высказывания Л. о Столыпине и его деятельности широко использовались исследователями полит. и эконом. истории России нач. 20 в. в качестве не подлежащей критич. анализу методологич. основы изучения всей проблематики столыпин. реформ.

Лит.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. (по указателю).


И.С.Розенталь

Возврат к списку